Пётр Валентинович Мультатули «КРИЗИС СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ЛЕГИТИМИЗМА»

Современный российский монархический легитимизм сводится к признанию потомков Великого Князя Кирилла Владимировича (так называемых «Кирилловичей») единственными представителями Императорского Дома Романовых, имеющих исключительное право на всероссийский Императорский престол. Легитимисты утверждают, что только «Кирилловичи» соответствует Закону о престолонаследии Императора Павла I, с поправками Императора Александра I (о равнородности брака). Легитимисты настаивают, что этот закон не утратил своей силы и продолжает действовать даже в условиях отсутствия Российской империи как правового субъекта. При этом легитимисты сравнивают Российский Императорский Дом с Русской Православной Церковью, которая существует независимо от формы правления государства. На наш взгляд, все вышесказанное достаточно дискуссионно, а порой и лукаво.

Однако противники легитимистов сводят свой спор с ними в основном к личности Великого Князя Кирилла Владимировича, его клятвопреступному браку на разведенной Принцессе Виктории-Мелите, вопреки честному слову данному им Государю Императору Николаю II, а также поступкам Великого Князя во время событий Февральского мятежа 1917 года. Дискуссия ведется вокруг привода Кириллом Владимировичем частей Гвардейского экипажа к мятежной Думе и вопросу носил он или нет в те дни на плече красный бант (опираясь на наиболее объективные свидетельства, мы полагаем, что, скорее всего, не носил). На наш взгляд эти вопросы являются второстепенными, так как они являются последствием гораздо более тяжких действий Великого Князя Кирилла Владимировича в февральские дни 1917 года. Причём, эти действия лежат в области духовно-правовой сферы. Приход в Государственную думу Великого Князя можно объяснить его стремлением поддержать единственный, как он мог полагать, нереволюционный орган власти. Тем более, что вслед за Кириллом Владимировичем в Думу собирался прибыть и Великий Князь Павел Александрович, но не смог этого сделать, так как жил в Царском Селе. Уход частей Гвардейского экипажа из Царского Села был следствием приказа помощника Дворцового коменданта генерала П.П. Гротена, отданного им в ночь с 28 февраля на 1 марта. Сам Великий Князь Кирилл Владимирович находился в Петрограде и утверждал, что царскосельские части Экипажа, бросили Государыню Императрицу Александру Феодоровну и Царских детей на произвол судьбы без его ведома.

Однако ничем нельзя объяснить и оправдать авторство Великого Князя в составлении проекта так называемого «манифеста великих князей», в котором Императору Николаю II предлагалось ввести в Империи конституционный строй и ответственное министерство. Этот проект Кирилл Владимирович подписал вместе с некоторыми другими великими князьями под прямым воздействием М.В. Родзянко. Сам факт проекта с предложением кардинального изменения государственного строя, было прямым вмешательством в прерогативы Самодержца. Примечательно, что Императрица Александра Феодоровна, когда ей предложили поставить также свою подпись под проектом манифеста, заявила: «Я не правитель и не имею никаких прав брать на себя инициативу в отсутствии Императора. К тому же подобная бумага может оказаться не только незаконной, но и бесполезной». То, что понимала Императрица Всероссийская, не понимали Великие Князья, в том числе и Кирилл Владимирович: «великокняжеский» манифест действительно был «незаконной и бесполезной бумагой», немедленно забытой за ненадобностью в конце того же дня 1 марта. «Любопытная бумаженция», — только и сказал П.Н. Милюков, пробежав глазами текст. Как только великие князья, пусть даже из благих намерений, стали узурпировать самодержавные прерогативы Государя Императора, после того как они вступили на путь соглашательства с одним из руководителей мятежа М.В. Родзянко, принимая участие в его преступных комбинациях, они стали орудием в руках врагов монархии.

Из воспоминаний генерала А.И. Спиридовича мы узнаем, что 26 февраля Великий Князь Кирилл Владимирович убеждал военного министра генерала М.А. Беляева «принять в Совете Министров меры — убрать Протопопова». Затем Великий князь проехал в запасные роты Гвардейского Экипажа, находившиеся в Петрограде. По его приказу были собраны две роты молодых солдат. Кирилл Владимирович произнес перед ними патриотическую речь и отправил к Зимнему дворцу, где они промерзли несколько часов, не зная, что делать и разошлись.

Как мы видим, Великий Князь давал советы политического характера: уволить министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Это опять-таки являлось грубым вмешательством в исключительные прерогативы Императора Николая II. При этом мы не видим активной роли Кирилла Владимировича в организации сопротивления мятежу. А, ведь Великий Князь, видя полную растерянность властей, на правах одного из старших членов Династии мог подчинить себе власти и верные войска и подавить мятеж.

За всё время грозных событий Великий Князь Кирилл Владимирович ни разу не посетил Александровского дворца, ни разу не попытался встретиться с Государыней, ни разу не поинтересовался состоянием здоровья Царских Детей. Собственно, в этом Кирилл Владимирович тоже не был оригинален. Кроме Великого Князя Павла Александровича, никто из великих князей не посетил Императорскую резиденцию в Царском Селе и не встретился с Государыней Императрицей. Не вызывает сомнений, что в эти грозные дни великокняжеские представители Дома Романовых больше думали о политической суете, чем о своем Государе.

Вот в этом-то отношении к своему Государю, предательски свергнутому, лишенному свободы и затем мученически убиенному, и содержится полная несостоятельность главного положения современного легитимизма, вытекающее из самого его названия, так называемая преемственность «законности» «Кирилловичей» и возможность оставления в силе Закона о престолонаследии Императора Павла I. Причем это вытекает ы первую очередь не из-за «поведения» Великого Князя Кирилла Владимировича в февральские дни 1917 года, а затем в годы эмиграции, и тем более не из-за «поведения» его потомков. Право на престол не зависело от «поведения» законного его носителя, и, если бы в России не произошла революция в 1917 г. и сложилась бы такая династическая ситуация, при которой скончались Император Николай II, Цесаревич Алексей Николаевич и Великий Князь Михаил Александрович, то Великий Князь Кирилл Владимирович стал бы законным единственным претендентом на всероссийский престол. Но революция, к величайшему несчастью, произошла и, по нашему глубокому убеждению, сделала невозможным не только его воцарение, но и возможность восстановления монархии «легитимистским» путем.

Да простят мне сегодняшние легитимисты, но личность Великого Князя Кирилла Владимировича, его права на престол и последующее присвоение им в эмиграции титула «императора», являются событиями ничтожно малого значения, перед лицом трагедии вселенского масштаба происшедшей в феврале 1917 года и перед Подвигом святого Царя-Мученика Николая II. Именно эта трагедия и этот подвиг провели водораздел между Россией традиционной и Россией постреволюционной. Строго говоря, 17 июля 1918 г. в Ипатьевском доме убили не только Царскую Семью, убили Россию. Мы знаем, что душа бессмертна, и надеемся, что Всемилостивый Господь вернет ее в тело России, и вместе с возвращением души России вернется и ее земное воплощение — Православная Самодержавная Монархия. Наша задача делать все, чтобы это чудо «воскрешение четверодневного Лазаря» стало возможным. Но пока это все же чаяния и надежды. Теперь посмотрим, насколько позиции легитимизма их приближают.

В феврале-марте 1917 года в результате невиданного по масштабам заговора и измены был свергнут с престола Государь Император Николай Александрович. В этой статье мы не будем разбирать как произошло это свержение, в форме подделки «манифеста» об отречении, в виде вынужденного его подписания Государем или подписания им иного неустановленного абдикационного текста. В любом случае это было не «добровольное» отречение Государя от престола, а его свержение. Некоторые легитимисты очень не любят разговоры на эту тему, пытаясь нас заверить, что Государя «убедили» отречься от престола, а сам Он якобы отрекся добровольно. Ну, тогда надо отказаться от термина свержения короля Карла X, ибо его сначала свергли, а потом вынудили отречься от престола. Тоже самое произошло и с Императором Петром III. История не знает термина «отречения Петра III», а знает термин «Дворцовый переворот Екатерины II и свержение Петра III». Почему же в случае с Императором Николаем II, который был лишен престола в гораздо более таинственных и страшных условиях, чем вышеназванные государи, упорно применяется термин «отречения»? Не потому ли, что этот лукавый термин смягчает всю чудовищную степень беззакония, совершенного и в отношении Государя Императора, и в отношении русской монархии в целом. Для определённой части «легитимистов» выявление всей степени беззакония в отношении Государя становится крайне нежелательным, ибо оно с беспощадной ясностью обнажает беззаконие всего, что произошло потом, в том числе и в действиях Великого Князя Кирилла Владимировича.

Между тем, покаяние всех потомков великокняжеских представителей Дома Романовых в их отношении к Императору Николаю II в феврале-марте 1917 года, в том равнодушии к Нему, в переговорах или прямом сговоре с Его врагами — просто необходимо, тем более для тех представителей, которые провозглашают себя единственными легитимными наследниками Императорского престола. Вместо этого мы видим со стороны подавляющей части легитимистов постоянное стремление любым путем оправдать действия Великого Князя Кирилла Владимировича и всеми средствами «подогнать» действия его и его потомков под Закон престолонаследии.

Не разбирая в этой статье обстоятельств свержения Государя Императора Николая II, возьмем за основу общепризнанный так называемый «Акт отречения», имеющий обращение «Начальнику Штаба». Мы будем отталкиваться от него исключительно потому, что легитимисты в своих конструкциях о законности прав «Кирилловичей» исходят именно из признания его «манифестом об отречении». Однако даже поверхностное ознакомление с этим документом, приводит нас к следующим выводам: Государь, если исходить из того, что Он его подписал, три раза совершил вопиющее нарушение действующего законодательства Российской империи: Он отрекся от престола, что вообще не было предусмотрено законом в отношении царствующего лица, Он отрекся от престола за своего сына Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, что являлось не имеющим в русской истории правовым казусом, грубо нарушающим как действующее законодательство, так и права Цесаревича, и, наконец, Он передал престол своему брату — Великому Князю Михаилу Александровичу, что опять-таки было грубым нарушением Закона о престолонаследии, о котором постоянно твердят легитимисты. Предположим, что Государь, имеющий высшее юридическое образование, пошел на этот шаг. Что стало его причиной? Исключительно стремление Государя подчеркнуть творящееся в отношение Него чудовищное беззаконие и надежда на то, что его брат Великий Князь Михаил Александрович это поймет и предпримет шаги для его исправления. Напомним, что к 2 марту 1917 г. Император Николай II фактически уже был свергнут с престола, в Петрограде было революционное правительство, а сам Он находился в состоянии плена у генерала-изменника Н.В. Рузского.

Крупнейший русский правовед М.В. Зызыкин отмечал, что «отречение» Императора Николая II от престола «юридической квалификации не подлежит и может быть принят только как факт революционного насилия». Примечательны слова товарища обер-прокурора Святейшего Синода князя Н.Д. Жевахова, сказанные им в марте 1917 г.: «Отречение Государя недействительно, ибо явилось не актом доброй воли Государя, а насилием».

Протоиерей Владимир Востоков на заседании Поместного собора Российской Православной Церкви заявил: «Собор должен сказать, что в феврале-марта произведен насильственный переворот, который для православного христианина есть клятвопреступление, требующее очищение покаянием. Всем нам, начиная с Вашего Святейшества (имелся ввиду Патриарх Тихон (Белавин) — авт.) и кончая мною, последним членом Собора, должно преклонить колена пред Богом и просить, чтобы Он простил нам наше попустительство развитию в стране злых учений и насилия. Только после всенародного собрания искреннего покаяния умирится и возродится страна, и Бог возвысит нам Свою милость и благодать».

О преступном, насильственном характере так называемого «отречения» говорил на Соборе и профессор Московской духовной академии С.С. Глаголев: «При обсуждении вопроса о нарушении присяги бывшему Государю Императору Николаю Александровичу нужно иметь в виду, что произошло не отречение Николая II, а свержение Его с престола, и не только свержение Его, но и самого Престола. Нужно нам одуматься и принести достойные плоды покаяния».

Таким образом, «отречение» Императора Николая II, даже если бы он действительно подписал всем известную бумагу, является юридически ничтожным (то есть недействительным), так как оно было подписано не добровольно, под давлением, с нарушением всех норм закона, и самое главное не обращенное в закон. Если бы Государь вдруг добровольно согласился бы отречься от престола, то это отречение юридически могло было быть теоретически приравнено только к факту его кончины. Понятно, что почивший Монарх не мог объявлять в манифесте о своей смерти. Поэтому это делал в своем манифесте вступивший на престол его преемник. Законы Российской империи четко регламентировали этот момент. Ст. 53 гласила: «По кончине Императора Наследник его вступает на Престол силою самого закона о наследии, присевающее ему сие право. Вступление на престол Императора считается со дня кончины его предшественника». Таким образом, Император Николай II, в случае его добровольного решения оставить престол, мог бы выразить свою волю не в виде манифеста, а в виде любого иного акта, так как образно говоря он с этого момента как бы «умер» и манифесты издавать уже не мог. Манифест же должен был издавать Император Алексей II, который вступал на престол автоматически после волеизъявления своего отца. Действующий судья, магистр права Н.П. Ильичева отмечает по этому поводу: «Даже если допустить отречение Николая II от престола состоявшимся, то его нельзя признать действительным, в связи с тем, что оно не обращено в закон. Отречение Императора могло быть обращено в закон, только верховной властью, а именно лицом, следующим в очереди наследования (в нашем случае Цесаревичем Алексеем), которое бы заняло освободившийся престол. Обратить в закон отречение можно было только одним образом — законодательным актом (манифестом) о восшествии на престол лица, следующего в очереди наследования. С юридической точки зрения престол Российской империи на законных основаниях принадлежал Николаю II вплоть до его смерти — 17 июля 1918 года».

Теперь, посмотрим на действия Великого Князя Михаила Александровича. Опять-таки, мы излагаем официальную канву событий, не разбирая их достоверность. Действия Великого Князя Михаила Александровича также сопровождаются грубым нарушением закона. Получив «манифест» Августейшего Брата, он должен был заявить, что этот манифест не законен, что он не может принимать престол в обход своего Августейшего племянника Цесаревича Алексея Николаевича, который является единственным законным претендентом на Всероссийский престол. Единственно, на что мог согласиться Великий Князь, это стать регентом до совершеннолетия Императора Алексея II. Вместо этого, Михаил Александрович передает все права какому-то      незаконному, провозглашенному государственными преступниками, и еще несуществующему Учредительному собранию, которое, почему-то, должно решать судьбу формы правления России. Таким образом, Великий Князь Михаил Александрович дважды грубейшим образом нарушил закон, в том числе и о престолонаследии.

Теперь, посмотрим, что же делал следующий по старшинству претендент на престол Великий Князь Кирилл Владимирович. Увы, он также нарушил нормы Закона о престолонаследии. Он, вслед за Михаилом Александровичем, не указал на грубейшее нарушение закона в «отречении» Государя и «обращении» Великого Князя Михаила Александровича, не осудил идеи созыва Учредительного собрания. Наоборот, Великий Князь Кирилл Владимирович добровольно подписал письменный отказ от прав на престол с передачей этого вопроса на будущую волю народа, то есть пресловутого Учредительного собрания: «Относительно прав наших и в частности и моего на престолонаследие, я, горячо любя свою Родину, всецело присоединяюсь к мыслям, которые высказаны в акте отказа Великого Князя Михаила Александровича».

Затем в прессе появились интервью Великого Князя Кирилла нескольким газетам, в котором он приветствовал февральский переворот и хулил имя Государя и Государыни. Легитимисты отрицают этот факт, заявляя, что эти интервью были сфальсифицированы, и в качестве примера приводят схожее «интервью» Великого Князя Павла Александровича одной из этих газет. Но Павел Александрович после выхода своего «интервью» проявил недюжинную энергию и с трудом добился официального опровержения. Кирилл Владимирович этого не сделал или у него это сделать не получилось.

Таким образом, мы видим, что в феврале-марте 1917 г. Закон о престолонаследии был несколько раз грубо нарушен главными представителями Дома Романовых: Государем Императором Николаем II в качестве призыва к борьбе с мятежом и беззаконием, Великим Князем Михаилом Александровичем под чудовищным давлением заговорщиков и Великим Князем Кириллом Владимировичем по неустановленным причинам. Причем в своем отказе Кирилл Владимирович подтвердил законность и правопреемственность Учредительного собрания. Спрашивается, какие основания и права были у него, когда в 1924 г. он провозгласил себя императором? Строго говоря, никаких. Какие основания есть у сегодняшних легитимистов делать из Закона о престолонаследии более чем столетней давности и уже много раз нарушенного, «священную корову»? Очевидно, что никаких. Генерал М. К. Дитерихс отмечал: «С того момента, как Император Николай II отрекся от престола, а мы все, во главе с плеядой великих князей, приняли его отречение и санкционировали отпад от самодержавных принципов, основные законы Императора Павла потеряли всякую свою силу на веки вечные, и члены Дома Романовых утратили всякие права на престолонаследие по принципам основных законов».

Если следовать воле Великих Князей Михаила Александровича и Кирилла Владимировича, ясно проявленной ими весной 1917 г., легитимисты должны агитировать не за возвращение Российского императорского Дома в лице «Кирилловичей», а за созыв Учредительного собрания, которое должно избрать форму правления в России. Собственно, так называемые «соборники» ратуют за тоже, только отвергают вопрос о форме правления, а указывают ясно и четко, что ею может быть только монархия. Кстати, Великий Князь Кирилл Владимирович в 1922 г. вполне разумно выступал за тот же путь избрания нового монарха. Именуя себя лишь Местоблюстителем российского престола, он в своем воззвании отмечал: «Если-же Всевышнему неугодно, чтобы Его Императорское Величество или Наследник Цесаревич Алексей Николаевич дожили до близкого уже дня избавления России от бесчестного ига, то Всероссийский Земский Собор возвестит нам, Кому на Руси быть Законным Государем».

Но, по нашему глубокому мнению, первое что должны были бы делать все монархисты, независимо от их легитимизма или не легитимизма, это восстанавливать подлинный облик русской монархии, бороться за ее реабилитацию, вести борьбу за святое имя Царской Семьи. Надо стремиться к всеобщему воцерковлению народа, ибо восстановление монархии есть дело всенародное и всецерковное. Это, кстати, прекрасно понимали и церковно-монархические круги русской эмиграции в далекие 20 гг. Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна указывала: «Болезненно сжалось мое сердце, когда я прочла манифест Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским. Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот, ухудшит положение и без того истерзанной России. Если Господу Богу, по Его неисповедимым путям, надо было призвать к себе моих любимых сыновей и внука, то я полагаю, что Государь Император будет указан нашими основными законами, в союзе с Церковью Православной, совместно с Русским народом».

В том же духе на манифест Кирилла Владимировича отозвался Архиерейский Собор РПЦЗ октября 1924 г., который постановил: «Считать издание манифеста несвоевременным, а себя (Собор) не в праве решать вопрос о признании кого бы то ни было Императором Всероссийским, т. к., с одной стороны Архиерейский Собор заграницей не является голосом всей Российской Церкви, а с другой стороны, Церковь может дать свое благословение на вступление на престол всероссийский только зная волеизъявление на сие всего русского народа».

Сегодня же легитимисты из-за всех сил стремятся придать потомкам Великого Князя Кирилла Владимировича внешние монархические признаки: императорские титулы, награждение орденами, которые кстати, зачастую дублируют государственные награды РФ. Мы ничего не имеем лично против ни Марии Владимировны, ни Георгия Михайловича. Но, если легитимисты хотят, чтобы его восприняли в России как законного представителя Династии Романовых, он должен не только выполнять представительские функции, но и по большей части впитывать в себя Россию, ее историю, литературу, экономику, пройти курс военной подготовки в рядах Российских вооруженных сил. Он должен стать подлинно русским царевичем, и тогда, возможно, его признает Россия, не только та Россия, которую он видит на официальных приемах, на балах и празднествах, а та, многомиллионная Россия, которая в конце концов, и будет решать, при каком строе и с кем во главе она будет дальше жить.

Что же касается восстановления монархии, то нам представляется, что лучше всего об этом сказал генерал-лейтенант М.К. Дитерихса: «Если бы современные монархисты глубоко и горячо исповедовали религию русского национального монархизма, то молились бы они теперь, со всем пылом и страстностью, не о восстановлении Царя, а о возрождении к монархизму народа, ибо русский, национальный, исторический самодержавный монархизм тем и отличается от европейского монархизма, что он определяет собой не политическую, а, если можно так выразиться, религиозную форму правления». Вот этому и должен быть посвящен великий труд русского монархизма.